Биография,жизнь,творчество и не только.

Рос я как все, особенно не выделяясь,- разве тем, что много рисовал, много уделял времени футболу и всем подвижным играм - энергия била ключом. В школе учился ниже среднего, так как ,если начинала не нравиться учительница, то пропадал всякий интерес к учёбе - ничего нового, как многие сейчас дети: не думал, что потом пригодится (жил своим умом).
Когда я в школе вступил в пионеры, торжественно, в парке, при огромном зажженном костре повязали галстук мне, я почти гопки скакал! Но, придя домой, увидел, что мать не радуется так, как я. Спросил ее: "Мамо, а ти чого нерадiешь, я ж в пiонери вступив?". Мать ответила:"Ти завжди вступаешь то в коровяче г..... то в якiсь там пiонери!" Начал я очень часто задумываться, почему же так: то, от чего я радуюсь, не совпадало с мнением матери моей? Когда в школе говорили про иконы плохо, я приходил и говорил матери, что надо их снять - они в рушничках всегда были по всей хате.Тогда мать меня подводила к иконе и тихо говорила: "Синку, запамьятай: в школi тобi одно прививають,а правда зовсiм друга. Якшо не вiрять вчительки в Бога, i ти невiришь, то пройде якийсь час, - всi будуть вiрити, а зарах люди у тьмi й прививають всiм й тобi ,але ж ти вчись, з ними не сперечайся, так треба!"
И легко мне было от маминых слов ей то я верил. Значительно позже все эти учительницы, которые вызывали в школу мать мою за то, что я сбегал с уроков, например, на кладбище, на проводы, - у нас говорят, когда поминают всех почивших родственников,- этих старых учительниц видел старенькими, сидящими. Я спрашивал : "Kак вы могли так поступать тогда, или сейчас как понимать вас?" И видел кающихся их. Значит, мать всегда была права! А представьте, если бы я им всем верил, а не матери...
Умоего друга, поэта Ткачёва,есть замечательное стихотворение.Там есть такие строчечки:
Ведь ошибались то они.
А жизнь то ведь твоя.
Умерли они - отец на Михайла, а мать через пару месяцев, на Рождество (хотя в разводе были уже более 10лет). Писать картины начал после их смерти и десятилетней работы в металлургии разливщиком стали 6 разряда. До сих пор думаю, что всё в живописи - от родителей. Одно только, что начал писать в 32 года, имея жизненный опыт, а любовь к живописи была с детства.
Зробив вiн менi санки,сам би на них i катався."85х100см.м.м. Картина "Зробив вiн менi санки,сам би на них i катався" отображает раннее понимание моё, что художником я был с детства. Доказательством тому было, например, то, что когда мальчики зимой все расходились, я ещё смотрел на звёзды и нашу украинскую ночь, и не мог налюбоваться. Приходя домой позже всех друзей, я должен был показать отцу руку. Отец всегда говорил: "Покажи руку!" - и ладошка должна быть с пятью сжатыми вместе пальчиками , а если замёрз, то это не получалось, и, конечно, я получал по полной программе (художник с детства за всё платил) "Карпаты.День заканчивался."90х100см.м.м.
Потом, позже, в старших классах, занимался пешим туризмом. И после наших походов по Карпатам, с восхождениями на горы Сывуля и Довбушанка, в школе были выставки, и там на всех фото - все как бы, например, входят в горы, в елки, сосны, я же всегда останавливался и с большим восторгом смотрел на горы, и думал: ?Как это так, что чем дальше, тем они синее?? Любил наблюдать, изучать природу и саму жизнь, просился всегда быть последним, идти за всеми: во-первых, тропа протоптанная (после всех легче идти), а во-вторых, есть шанс (и я так и делал) время от времени останавливаться и смотреть на завораживающие меня Карпаты, славную гуцульскую землю...
Рисовал-малевал я в школе, в своём классе, можно сказать, лучше всех, многие просили помочь, помогал, как мог, но это продолжалось недолго: в старших классах желание начало пропадать. Начинались танцы, девушки, вино и не только...
"Не спится."130-100см.м.м.
Часто, заходя к дедушке перед танцами, любил слушать его и расспрашивать про войну, и заслушивался так, что забывал о танцах, и обо всём! Реально представлял, как немцы пленные лежат вдоль Дуная, как дедушка, подойдя к одному немецкому генералу, попросил, чтобы тот снял свои сапоги (а был уже ноябрь). Генерал снял, и дедушка поменялся - дал ему свои кирзовые рваные, тот их гордо отодвинул, так что до самой смерти дедушка удивлялся гордости пленного генерала. Сапоги генеральские были блестящие, кожаные, внутри кожа желтая – короче, убойные: я сам в семидесятых в них ходил, выпендривался. С самого детства я любил всё красивое и интересное: если к маме приходили красивые тётки, замирал от красоты людской, если красивая учительница была, забывал об уроках, становился впечатлительным, эмоциональным - всё вело к искусству, хотя и не так быстро. Красивые слова, фразы, мысли, поступки всегда меня завораживали. Вспоминая сейчас это, понимаю, что не могло так быть, чтобы не начал заниматься живописью.
Дальше рос и самостоятельно интересовался всем умным, философией, жизнью известных людей - как они мыслили, как жили, к чему стремились и чего достигли. Не находя ответов на все вопросы, которые сам себе ставил, в один прекрасный день, когда поругались с женой из-за мелочи, понял, что своим умом я не могу всё решить, если даже жену свою не могу убедить в чём-то. Раскаялся, пошел в храм, долго смотрел Пречистой в глаза, целую ночь, думая, что Она-то всё знает, все мои проблемы, и как из них выйти, мысленно, как бы, просил помощи, молиться ещё не мог. И в это же время просыпается моя старшая дочь у тёщи, и кричит: ?Цветы, папа, много цветов!? Ей приснилось, что я засыпаю её цветами. Для меня всё происходящее было знаком, что именно с этого дня у меня и появилась любовь настоящая, а не эгоистическая, когда живёшь без Бога. Мои дети, Ольга и Мария, на вопрос ?подадут ли они на старости папе кружечку воды?, всегда вместе отвечают: ?Папа, одну!!!? И это они сами искренне импровизируют с любовью! А еще говорят, молодёжь у нас безнадёжная! Прекрасная она! В храм, вижу, сами, без принуждения идут. А почему? Потому, что чувствуют, где истина, благодать и правда.
Учился и рос с сестрой Татьяной, закончил десять классов. Армия два года. Поступал в Одесский университет на ист.фак -провалился. Женился, семья, родились две дочки - Ольга и Мария. Дальше пару лет работал цементником, потом разливщиком стали 6 разряда более 10 лет. Обычная история.
Необычная она лишь вот в чем: дошло до того, что на завод ходил как-то без усердия, зарплата сначала была вроде как бы больше всех в тогдашнем Союзе, но начинался развал, и рушилось всё мгновенно. Мужчина уже считаться начинал не по тому, что он металлург, шахтёр, защитник Отечества, а по тому, имеет ли он пейджер, мобильный и так далее. На этом фоне, идя на работу, я лишь делал вид, что работаю, так как и на заводе делали вид, что платили. Возвращаясь домой, слышал, что ?это уже не деньги?. Жил как бы меж двух огней. В свободное время, на досуге, занятий каких-то, увлечений, кроме семьи (как, например, рыбалка, дача, автомобиль), не было.
Однажды, зайдя к одному художнику-оформителю, увидел у него картины, написанные им, и начал частенько к нему захаживать. Желание заняться живописью усиливалось с каждым днём, чувствовал, что я уже не могу не рисовать! Посещал центральную библиотеку и просматривал каталоги всех художников - от Марии Примаченко до Пикассо, от Николя Пиросмани до Зверева А.Т. Поняв, что писать картины можно начинать в любом возрасте (а мне было уже 32), брал каталоги домой и делал копии картин Сислея, Шишкина, Моне и многих других - копировал акварельными красками, хотел убедиться, смогу ли я гармонично соединять колеры. Сделав около 50 копий, показал местным художникам, и, увидев их задумчивые одобрительные взгляды, понял, что всё не зря.
Дальше я уже не цацкался. Начал всё своё время, как сам Зверев, уделять живописи. Писал картины много и с любовью, с наслаждением, зная, что я больше всего люблю свою Украину и малую родину. Писал всё, что я люблю: праздники украинские, места, мною любимые в Загнитково, - всё, что помню и знаю. Всё давалось на удивление легко и просто до поры до времени. Позже уже иногда был как бы страх, неуверенность, проблемы с цветами - то с красным, то с чёрным, зелёным, фиолетовым.
Продолжалось это два года. Всё это время я работал по сменам на заводе и писал картины в свободное время. На работе начинались ожоги, так как всё время думал о картинах. С завода пришлось уйти. Одновременно начался сплошной полёт в живописи. Уже ничего не боялся, все колеры были как струны в гитаре: с любовью играл, импровизировал, как хотел, как душа бажала (хотела)! Писать начал, как мой любимый Зверев: смело, легко, непринуждённо, наивно, не думая,"что скажут люди" на ту или иную тему мою в живописи - всё было результативно и продуктивно, каждая картина, к которой я приступал, была как последняя (для меня). Начинать новую работу - это всегда праздник, торжество, радость, тайна, благодать и огромное наслаждение! "Белый аист и красный кречет", 90Х100см.м.м.
Был случай: я написал картину "Белый аист и красный кречет", и на второй день после того, как она была написана, увидел, что над стариком, сидящим в центре картины, образовался, как у святых, столб вверх через всю картину! Ко мне в этот момент зашёл большой знаток живописи и истории искусств. Я, конечно, показал и сказал: "Коли так, то теперь можно всю жизнь отдать живописи!" Он ответил: "Ты настоящий христианин, когда так мыслишь!" Хотя в церковь к тому времени я ещё не ходил, но душа уже как бы рвалась в христианство.
Однажды мне один коллега сказал, что мы, художники, все - как беременные женщины, вечно рожающие, и как бы оберегающие плод свой,- на что я только улыбнулся. Но за последние 14 лет убеждаюсь, что это сущая правда. О себе могу сказать, что меня и гнали, и разводились со мной, и ненавидели, и завидовали - только из-за живописи моей. Как судьба моя меня ни крутила - но мысль о том, чтобы бросить живопись, в голову никогда не приходила! Наоборот: как только зло вставало на дыбы - живопись шла, как по маслу, убойная! И правильно сказал Пикассо: "Я перестану быть художником, если перестану быть ребёнком". И этого близкие художника, его окружение, часто не понимают, потому что не испытывают такого состояния - "как ребёнок" или "как роженица", и всегда нам удивляются или ненавидят нас... По-хорошему завидую, если кого-то из творческих людей его близкие боготворят или поддерживают, восхищаются, переживают с ним процесс его творческого труда. У меня же всё наоборот: не благодаря чему-то или кому-то я занялся живописью, а вопреки всему. Нет образования, в семье не поддерживают, аналогов нет - как делать то, что я делаю?
А выставляться - так везде надо быть "членом". Если продавать - так этот стиль пока мало кому известен, так как он уникальный, а всё новое с трудом даётся и пробивается. Так и живу: пишу, надеюсь только на Бога, и ни на кого больше. Делаю, что должен, и будь как будет...
Раньше думал: если Бог пошлёт детей, какие они будут? Щёчки, глазки, фигурки и так далее. И вот мне Бог дал именно таких, о которых я даже и не мечтал. Ольга сейчас в девятом классе, отличница - умная, самостоятельная, целеустремлённая. Назвали её в честь мамы моей и в честь Равноапостольной Княгини Ольги. Уже представляю её работником банка. Мария в шестом классе, она совсем другая: живая, весёлая, задорная, самодостаточная, жизнелюб с детства. Назвали её в честь Пресвятой Богородицы, но позже мне священник сказал, что нельзя в честь Пречистой называть, так что покровители у неё Мария Магдалина и Мария Египетская. Как-то мне один из моих родственников сказал: "Ты за младшую вообще не переживай, она сама всё себе устроит". Никогда я за детей не краснел и надеюсь, что не придётся. Когда им что-то говорю, они обе вместе отвечают: "Папа, мы это знаем!" А я знаю немало, стало быть, не так всё плохо, если дети мои знают то же, что и я, так как всегда пишу эти картины дома, вместе с тем и воспитывая их. Неисповедимы пути Господни. Вот таким образом Творец готовит путь детям моим. Иногда думаю: продажи не такие, как хотелось бы, выставки - всегда есть желания непрестанные, но на всё воля Божья. Благодарю Бога за детей - без них жизнь моя не была бы полной, и писать начал тоже после рождения их, как бы задачу мужчины-отца исполнив... К живописи моей относятся легко, без всяких восхищений и так далее, выросли вместе с картинами. Ничего особенного для них в этом нет: то же самое, что хороший борщ для них сварить - вкусно и только. Так же и живопись моя, и это смиряет, а что делать? В армии служил я два года - повезло, что не три, как на флоте, хотя мои два, наверное, по весу тяжелее, чем три у моряков, судя по рассказам друзей. Сначала учебка на Украине - гоняли как только могли, - утром (можешь - не можешь) 6 км по всей дороге, с ремнями тащили людей, у кого сердце и не только (советская армия). Об этом времени не могу ничего плохого сказать. Готовили сержантом, строевая подготовка, занятия - всё по полной программе. Автомобильным маленьким начальником должен был стать. Очень скоро прошло полгода, и попадаю я за кордон, в то время "типа повезло": в Венгрию, не куда-нибудь! И попадаю не в автомобильные войска, а в совсем непонятные мне - инженерные. А ещё больше непонятно - в понтонные, да ещё на катера, только двигатели похожи на автомобильные, и всё! Служба была страшная, вечно голодные все, дедовщина круглосуточная, время все убивали, в основном, в незнании чем заняться... Стыдно перед отцами и дедами нашими, голову положившим за нас на европейских землях... Собирали паром через Дунай за чуть больше получаса, - зимой во льду по шею, летом в жару - и опять ходим голодные. Ничего, кроме позора и бессмысленности, про свою службу сказать не могу. Мне просто не повезло, - говорили друзья, - но я знаю, что не повезло и миллионам других. Просились в Афганистан, но, конечно, перед строем рвали всякие наши заявления, говоря, что туда все хотят. Годы прошли, и лишь спасибо могу сказать тем офицерам, которые рвали заявления, оказалось, что и в Афгане ровесники головы зря положили. А ведь заводили войска в страну, как всегда, "по просьбе трудящихся". Стыд и позор! До сих пор живущие не извинились за "ошибки". С горем пополам отслужил я, и ничего нет, кроме сожаления о потерянных годах...

"ЭТОТ БЕЛЫЙ ОДУВАНЧИК,
ЭТОТ ПАРЕНЬ МОЛОДОЙ,
ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ СТАКАНЧИК,
НЕНАПОЛНЕНЫЙ БЕДОЙ"...
Это стихи моего гениального друга поэта Валентина Сергеевича Ткачева. Он очень любил меня, и когда я жаловался ему, что временно не писал (поездки или другие причины), он говорил: "Колодец должен наполняться"+
А я отвечал: "Что-то долго он наполняется"! И действительно, чувствую себя колодцем, когда пишу! Отдача энергии такая же, как у доноров: когда они отдают кровь, тогда им хорошо, а когда прекращают - начинаются проблемы. Так и я, испытываю необходимую потребность в отдаче "свежей родниковой воды", которая накапливается внутри меня.
Со временем понимаю, - особенно после того, как начал писать, - что абсолютно не приспособлен к этому миру и всех понятий его. С одной стороны - церковь, где всегда говорят о вечном, а с другой стороны - живопись моя (на мой взгляд, умиротворённо-созерцательная) - все это никак не вяжется с мирскими всяческими понятиями, ценностями и взглядами. Часто вижу, как на картины мои смотрят даже художники с каким-то недоумением (типа: а что, разве так можно?), холодными, недоброжелательными взглядами. Казалось бы, тема - какие то козы, например, изображены. А смотрят, как на что-то безнравственное или развратное. Это-то и доказывает, что "мир этот " не в восторге от моего творчества, чего не могу сказать об отдельных людях. К чему я об этом? А к тому, что когда пишу, то чувствую себя абсолютно на своём месте, все идёт как по маслу: легко, творчески, с любовью и радостью! Как сказал мой любимейший Гоголь, "когда захожу в одинокую келью художника, то кажется и мир не для меня", - так и я. Как не пишу, и выхожу в мир, то понимаю: он не для меня. Это страшная, но правда. От этого я не страдаю особенно, просто знаю, исходя из своего опыта. Делаю выводы и иду по жизни дальше - христиан, разделяющих мои взгляды, немало! Так и далее побредём.... В моём городе очень приличные люди в первые годы творчества помогли с мастерской, она располагалась в одной из школ - это был обычный класс, но небольшой. В нём я пропадал два года, пока меня не попросили уйти. Оттуда практически не выходил - так живопись меня привлекла! Люди праздновали, например, Новый год, майские праздники, все христианские - я же всегда писал: и днём, и ночью. Были случаи, что, ложась спать, не мог заснуть, тогда одевался, шёл в школу и писал до утра картину - к утру она, конечно, была закончена. У всех начинался новый день, а у меня был новый результат в моём деле. Позже меня убедили, что это было для меня как университет: сам себя осваивал, "разговаривал" с цветом, композицией, колоритом и так далее. Хотел догнать и обогнать время, так как поздно, по некоторым меркам, начал писать.

"Карпаты. Музей в Дзимброни." 90Х100см, (мешковина, масло)
Картина "Карпаты. Музей в Дзимброни."Этa картина написана под впечатлением посещения музея высоко в горах в Дзимброни. Здесь снимался знаменитый фильм "Тени забытых предков", режисёр - глыба мирового кино Параджанов.
Гуцулы рассказывали мне, как вертолёт, прилетая на место съёмок, своим "визитом" разбрасывал всё сено вокруг музея так, что они каждый раз сено собирали.
В музее есть работы многих украинских художников, в том числе моего любимого Патыка .Энергетика в этом месте, как и сам музей, - всё потрясающее..КУРКИ. МОНАСТЫРЬ. "90Х100см, мешковина, масло.
Один из любимых моих монастырей. Духовный отец мой, Схиархимандрит Иеремия, служит Господу Богу в нём. Часто бываю, по возможности приезжаю на день - два. Батюшка и примет и выслушает с любовью и простотой, наставит, вразумит. Исповедываюсь, причащаюсь и всегда окрылённый возвращаюсь домой. До революции сам Царь Николай второй, проезжая, останавливался и помогал монастырю средствами, пожертвованиями. Не так давно и американский актёр Стивен Сигал был в монастыре, и пожертвовал 50000 евро. Реставрация почти закончена, монастырь весь в благолепии. Всегда, когда бываю в обители, проходя через центральный вход, не могу войти в храм, не помолившись Святым Царственным мученикам. Настолько память трогательна, и все помнят визиты царя, а сейчас уже Святого Страстотерпца. Картина была написана под этими впечатлениями.